|
Предыдущая Следующая
*
Принцип разотчуждения (в этом сущность метода Маяковского) как раз и являлся своеобразным источником энергии конструктивных интенций. Именно из него происходили исторический оптимизм и радость как общественное отношение мира советской культуры (не путать с формальной бравурностью, которая также существовала в ней), столь ярко выраженные в нашем искусстве, несмотря на весь трагизм противоречий «советского социализма». Не случайно Маяковский, «вгрызаясь всем собою» в общественные противоречия, требовал радости как обязательного условия жизни и творчества. Еще в 1915 году поэт поставил этот вопрос как общественную проблему: «Без радости - не надо мне будущего, а радости я не чувствую»61.
Деятельностный принцип Маяковского с его кредо («Я сам») исключал ожидательную позицию по отношению к будущему. Еще в 1915 г. поэт заявил: «Я хочу будущего сегодня»62. «Будущее не придет само, если не примем мер» - доказывал поэт, призывая «выволакивать будущее». «Наша жизнь в грядущее рваться!»63 - утверждал он в стихотворении, обращенном к потомкам. Именно этот взгляд на реальность из будущего как логики снятия противоречий и делал Маяковского непримиримо критичным по отношению к превращенным формам действительности (советской - еще более беспощадно), и в этом, «несомненно, было его марксистское чутье».
*
Маяковский разрешает противоречие между «гражданской» и «чистой» поэзией, которое оказалось не по силам русскому символизму, что отметил еще Б. Эйхенбаум: «Гражданские стихи символистов (Брюсова, Сологуба) были крахом их поэтической системы - и только Блок мучительно искал выхода из этого исторического тупика. ... И только Маяковский связывает Пушкина и Некрасова - высокое и низкое, не переставляет местами, а соединяет в единое целое»64. По выражению, Б. Эйхенбаума, Маяковский снимает тему «должника»65.
Но разрешения этой противоположности между «гражданской» и «чистой» поэзией Маяковский достигает ценой изменения 1) сущности не только поэзии и 2) самого представления о ней, но, что очень важно, - 3) изменением сущности самого поэта, что «было, пожалуй, еще труднее». Более того, в нем соединилось то, что обычно разъединено; то, что Цветаева определила как различие между поэтом Революции (le chantre de la Revolution) и революционным поэтом. Могут ли соединиться революция и поэзия? «Слилось только раз в Маяковском. Больше слилось, ибо еще революционер - поэт. Посему он чудо наших дней, их гармонический максимум» 66, - ответила Цветаева, ибо диалектическое единство Революции и Поэзии в Маяковском было слишком органичным и убедительным, чтобы оставаться незаметным.
Предыдущая Следующая
© М. Зощенко, 1926 г.
|
