|
Предыдущая Следующая
Любопытная коллизия – в рассказе «На дне», где ограбленного гражданина, скрывающегося от милиции, чтобы не быть уличенным в пьянстве, оказывается труднее найти, чем преступников, что еще раз наглядно демонстрирует зощенковский принцип "я сам виноват" и общую благодетельность власти.
Ряд знакомых нам сюжетов исключает даже и момент сомнений в справедливости милиции. Таковы, например, «Часы», где обокраденного героя заметают за прошлые преступления, и «Сапоги», где человек, взявший примерить покупаемые с рук сапоги, «уж хотел [их] в милицию нести, чтобы невольно не оказаться вором».
Полная мера милицейской справедливости выявляется по контрасту с преступностью и аморальностью настоящих классовых врагов, – например, родственников нэпмана, вызванного в ГПУ свидетелем, которые мгновенно распродают все его имущество («Спешное дело»; см. гл. II). Здесь отчасти узнается более амбивалентный сюжет с гостями, отворачивающимися от ошибочно арестованного (см. выше), но на этот раз нет сомнений в преступности нэпмана, который по5ка наказан подлым поведением родственников, но в дальнейшем не уйдет и от государственного правосудия.
Подобное принятие стороны ГПУ против нэпманов – не изолированный случай у Зощенко. Так, развязкой одного рассказа на сексуальные темы («Последний рассказ… "Счастливый путь"») служит ссылка нэпманши, призванная вернуть ее к реальности и заставить примириться с таким партнером, которого привлекут не ее деньги, а ее личные качества. Это опять-таки просоветская версия знакомых проблем, например, – занимавших профессора Волосатова, только теперь автор сам как бы сует героиню в лапы к людям.
Крайний случай авторского самоотождествления с властью являют осуждающие рассказы об эмигрантах и «бывших». Пример – «Загадочное преступление», где виновником поджога оказывается родственник бывшего владельца дома, надеявшийся таким образом добраться до зарытых драгоценностей. Но есть и более сложные случаи – рассказы:
Предыдущая Следующая
© М. Зощенко, 1926 г.
|
