|
Предыдущая Следующая
«Потому, например, что от меня дурно пахнет, что у меня глупое лицо, потому, что я раз когда-то отдавил ему ногу… он… лишает меня… своих благодеяний и даже вовсе не от злого сердца. Нищие, особенно благородные нищие, должны были бы наружу никогда не показываться, а просить милостыню чрез газеты. Отвлеченно еще можно любить ближнего и даже иногда издали, но вблизи почти никогда. Если бы все было как на сцене, в балете, где нищие… появляются… в шелковых лохмотьях и рваных кружевах и просят милостыню, грациозно танцуя, ну тогда еще можно любоваться ими. Любоваться, но все-таки не любить…» (Достоевский, 14: 216).
Помимо отдавливания чьей-то ноги перволичным рассказчиком, здесь налицо еще ряд общих мотивов:
– "душевный" элемент "злобы" (или ее отсутствия):
Достоевский: «даже вовсе не от злого сердца»; Зощенко: «Тут, я вам скажу, злого умысла нету… Одним словом, душа в душу идем. Сердце радуется… [Д]ушевная простота. Злобы нету»;
– ситуация "смотрения на нищего":
Достоевский: «Нищие… должны были бы наружу никогда не показываться» и т.п.; Зощенко: «И вдруг, не помню, я на какого-то нищего засмотрелся. Или, может быть, на извозчика. Засмотрелся я на нищего и со всего маху моему переднему гражданину на ногу наступил»;
– театральный момент:
Достоевский: рассуждение ос цене, балете и костюмах; Зощенко: зачин о «негрооперетте» (и фактическое содержание спектакля, см. выше), а также сугубо балетное, пантомимическое па-де-де без слов, исполняемое рассказчиком и его антагонистом.
К этому можно добавить развиваемую Иваном Карамазовым проблематику "любви/нелюбви к ближнему/дальнему", которая предвосхищает знаменитуюглаву «Любовь к дальнему» из «Так говорил Заратустра», наверняка, хорошо известную Зощенко, пережившему сильное увлечение Ницше[3].
Не менее красноречивыми неожиданно оказываются и параллели с эпизодом из «Записок из подполья» (Достоевский, 5: 128–132), привлеченным Попкин исключительно по линии "незамечания". Это такие мотивы, как:
Предыдущая Следующая
© М. Зощенко, 1926 г.
|
