Предыдущая Следующая
В уже разбиравшемся детском рассказе «Находка», где выросший автобиографический Минька попадается на такую же приманку, на какую они с Лелей в детстве подлавливали прохожих, драматический момент разыгрывается опять-таки в "ручных" терминах:
Увидев «красный плюшевый кошелек… [я] протянул за ним руку. Но… кошелек… немного отодвинулся от моей руки. Я снова протянул руку и уже хотел схватить кошелек. Но он снова отодвинулся… [Р]аздался детский хохот…».
Этот сюжет поучительно акцентирует как наказание "я" за давний грех чрезмерного и провокационного "отпора" чужой руке, так и бремя превращения "я" во взрослого хозяина подобной, теперь уже собственной, руки.
Беспомощность "собственных рук" – один из лейтмотивов знаменитой «Рогульки».
Немцы разбомбили корабль, и не умеющий плавать рассказчик «ухватился рукой за какую-то рогульку… [К]то-то еще подплывает… И он тоже ухватился за нее… [В]идим: идет спасательный катер… Стали мы… кричать, махать руками». С катера кричат: « – [З]а что, обалдели, держитесь – за мину!.. Инстинктивно я… выпустил из рук рогульку… [и] с головкой погрузился в воду. Снова ухватился за рогульку и уже не выпускаю ее из рук. С катера в рупор кричат: – Эй-ты, трам-тарарам, не трогай мину! – Братцы, кричу, без мины я как без рук… И сам держусь за рогульку так, что даже при желании меня не оторвать…Наконец, ухватился за канат… Стали они меня тянуть… Вижу, вместе с канатом… опускаюсь на дно. Уже ручками достаю морское дно…» и т. д. и т. п. (2: 349–352).
"Ручная" драма обострена здесь двумя другими фобиями – "воды" и "выстрела" (взрыва), но весь ее внешний рисунок выписан жестикуляцией рук[14].
Непосредственная опасность, подстерегающая "собственные руки", – это риск их физического повреждения, а то и потери. От аналогичных травм, наносимых чужим рукам" в ходе "отпора", их отличает, главным образом, повествовательная точка зрения и сочувственный тон. Но многочисленны, как уже говорилось, и пограничные случаи.
Предыдущая Следующая
© М. Зощенко, 1926 г.
|