|
Предыдущая Следующая
Его пытались вызвать на борьбу остроумия молодые актеры Борис Ливанов и Яншин, но Маяковский отмалчивался.
"Память моя,- пишет Катаев, почти ничего не сохранила из важнейших подробностей этого вечера кроме большой руки Маяковского, его нервно движущихся пальцев - они были всё время у меня перед глазами,- которые машинально погружались в медвежью шкуру и драли ее, скубали, вырывая пучки сухих бурых волос, в то время как глаза были устремлены через стол на Нору Полонскую - самое последнее его увлечение,- совсем молоденькую, прелестную, белокурую, с ямочками на розовых щеках, в вязаной тесной кофточке с короткими рукавчиками, что придавало ей вид скорее юной спортсменки... чем артистки Художественного театра вспомогательного состава...
С немного испуганной улыбкой она писала на картонках, выломанных из конфетной коробки, ответы на записки Маяковского, которые он жестом игрока в рулетку время от времени бросал ей через стол...
Картонные квадратики летали через стол над миской с вареньем туда и обратно. Наконец конфетная коробка была уничтожена. Тогда Маяковский и Нора ушли в мою комнату. Отрывая клочки бумаги от чего попало, они продолжали стремительную переписку, похожую на смертельную молчаливую дуэль.
Он требовал. Она не соглашалась. Она требовала - он не соглашался. Вечная любовная дуэль.
Впервые я видел влюбленного Маяковского. Влюбленного явно, открыто, страстно. Во всяком случае, тогда мне казалось, что он влюблен. А может быть, он был просто болен и уже не владел своим сознанием...".
Маяковский ушел от Катаева в третьем часу ночи. Надевая пальто, он хрипло кашлял.
- А вы куда? - спросил Катаев почти с испугом.
- Домой,- ответил Маяковский.
- Вы совсем больны. У вас жар! Останьтесь, умоляю. Я устрою вас на диване.
- Не помещусь.
- Отрублю вам ноги,- попытался сострить Катаев.
- И укроете меня энциклопедическим словарем "Просвещение", а под голову положите чернильный прибор вашего дяди-земца?.. Нет! Пойду лучше домой. На Гендриков.
Предыдущая Следующая
© М. Зощенко, 1926 г.
|
