|
Предыдущая Следующая
В отличие от «Войны и мира», «Человек» несёт не апокалиптическую, а скорее ЕВАНГЕЛИСТСКУЮ идею – вторичный сюжет выстраивается как Евангелие, как жизнеописание, «житие пророка». Вторичный сюжет здесь не завуалирован, а, напротив, тщательно и даже нарочито выставлен напоказ, о чём свидетельствуют даже названия глав: «Рождество Маяковского», «Страсти Маяковского», «Вознесение Маяковского» и т.д., не говоря уже о множестве деталей в самом тексте (хотя бы прямое указание на «евангельскую» тему во вступлении: «Дней любви моей тысячелистое Евангелие целую»). Но здесь подчёркнута человеческая суть героя, поэтому и её естественная составляющая – смертность. Вся поэма как бы выходит из одной точки и в неё же «сжимается» в финале: она «окольцована» цитатами из заупокойной службы и разворачивается между «Ныне отпущаеши» и «Со святыми упокой». Это трагический круг, очерченный временем для человека и самим человеком – для своего сознания; о смерти – своей будущей или чужих прошедших – человек думает очень часто, если не непрерывно. Смерть окружает нас всюду – от дохлой мухи на окне до собственных похорон и Апокалипсиса. Смерть – сквозная тема почти всякой поэзии; и у Маяковского, в школьных программах рассматриваемого в качестве «оптимистичного революционера», она служит тематическим стержнем – особенно в ранних поэмах.
Эстетика зла и болезненности («бледные», «вздыхающие», «страдающие» и «отверженные» герои – заштампованные в массовом сознании типажи романтизма) перекликается в какой-то своей основе с христианскими ценностями: немощь, страдание плоти – но величие духа. В «Облаке в штанах» Маяковский даёт принципиально ПРОТЕСТНЫЙ против этого штампа образ:
Мир огромив мощью голоса,
Иду – красивый,
Двадцатидвухлетний.
Этот образ героя перекликается с АНТИЧНЫМ идеалом здорового, красивого, почти совершенного, действующего героя. Эстетика лирического героя Маяковского имеет свой древний мифологический аналог – античный герой-гражданин, активный, сдержанный в лирических излияниях, но верный своему общественному долгу – тот самый «красивый, двадцатидвухлетний»! Его глубинный философские и эстетические корни идут из АНТИЧНОСТИ. Это вполне объяснимо – русская философия того времени и огромные области искусства были охвачены ХРИСТИАНСКОЙ тематикой, образами православной религии, «таинствами», «знамениями» и т.д. Творчество Маяковского в силу своей ПОЛЕМИЧНОСТИ вывело новую тематику, нового героя – но принципиально нового лишь по отношению к непосредственным, современным ему оппонентам, а в античном искусстве имеющего свой прототип.
Предыдущая Следующая
© М. Зощенко, 1926 г.
|
