|
Предыдущая Следующая
По логике вещей можно было бы предполагать, что сугубо отрицательно. Однако все оказалось не так однолинейно. Именно в национально ориентированной печати русской эмиграции (а не в космополитических и масонских "Последних новостях", "Современных записках", "Числах" и т.п.) был поставлен наиболее точный "диагноз" того болезненного творческого кризиса, который привел Маяковского к гибели (если принимать версию самоубийства). Уже в одном из самых ранних откликов на смерть Маяковского ("Новое время", Белград, 1930, 29 апреля) русский профессор А.Л.Погодин характеризовал творческий путь Маяковского как сплошную "карамазовщину", сделку его совести с сатанинским режимом. Это раздвоение и означало постепенную деградацию и гибель поэта. Примечательно, что в русской национальной печати (будь то во Франции, Германии, Югославии, Болгарии или Маньчжурии) никогда всерьез не воспринималась версия о сугубо интимных причинах самоубийства Маяковского (в отличие от того "слезного сиропа", который проливался в "демократических", масонских органах печати эмиграции).
Такой последовательный русский националист и антисоветчик, как Иван Солоневич, будучи куда "правее" Бунина или Ходасевича, проживший 17 лет внутри репрессивно-тоталитарного режима, хорошо представлял, что значило написать и опубликовать в СССР такие вещи, как "Клоп" и "Баня". Поэтому он ставит Маяковского в ряд классиков, с Пушкиным и Лермонтовым (см. его статьи: "Нечто юбилейное"//Голос России. София, 1937. 16 февраля; "Пути, ошибки и итоги"//Наша газета. София, 1939. 19 июня). Солоневич, вероятно, увидел в Маяковском сквозь всю идеологически-интернационалистскую мишуру прежде всего национально-государственного, имперского поэта, честно служившего своему государству — и преданного этим государством...
Подобно И.Л.Солоневичу, изредка, но вспоминали о Маяковском — с пониманием его трагедии как поэта советского "в безбожном царстве иудо-коммунизма" — в изданиях русских фашистов ("Русский авангард", Шанхай, "Наш путь", Харбин; "Нация", Шанхай) и близких к ним по духу русских радикал-националистов ("Время" Б.А.Суворина, Шанхай; "Понедельник", Шанхай; "Луч Азии" атамана Г.М.Семенова, Харбин; "Россия", Нью-Йорк; "За новую Россию", "За Родину", София; "Младоросс", "Младоросская искра", "Бодрость", "Завтра", Париж; "Новое слово", Берлин"). В отличие от "западников" либерал-демократов всех оттенков с их идеалом независимой от власти, "атомизированной" творческой индивидуальности, — русские национал-социалисты и неомонархисты 30-х годов признавали возможность "государственного искусства" (разумеется, на совершенно иной, чем в СССР, национально-идеологической основе) и зависимость творческой личности от национально-соборного общественного организма. Поэтому радикал-националисты если не с сочувствием, то с пониманием относились к пафосу государственного патриотизма у Маяковского советского периода (ибо враг у них был один и тот же: западный интернациональный капитал и западная бездуховная "цивилизация") и отвергали его раннюю индивидуалистическую поэзию. (Либерально-демократическая литературная критика эмиграции, наоборот, как поэта ценила больше раннего, "футуристического" Маяковского). Так, в газете русских фашистов "Наш путь" (Харбин, 1936, 7 июня) в статье Ю.Баталова "В красных зажимах" говорилось о неудавшейся попытке "иудо-коммунистического" советского режима сделать Маяковского своим лакеем...
Предыдущая Следующая
© М. Зощенко, 1926 г.
|
