|
Предыдущая Следующая
И, конечно, распространены сюжеты со страхами вокруг воды.
Устроив потоп в гостиничном номере, приезжий опасается штрафа, но напрасно, – администрация считает себя ответственной и даже возмещает ему убытки («Водяная ферия»). По ходу крещения ребенка как антирелигиозно настроенным отцом, так и священником муссируются страхи, что ребенок простудится или его «теперь… всю жизнь будет лихорадить» («Роза-Мария»)[8]. Спасаясь с потопленного парохода, рассказчик держится за мину, раздираемый между страхом утонуть и подорваться; его спасают («Рогулька»). При виде надписи «Уровень воды 23 сентября 1924 г.» на высоте второго этажа рассказчику начинают «всякие ужасные картины рисоваться», но выясняется, что доску прибили повыше, ибо хулиганы «[з]авсегда срывали фактический уровень… А касаемо воды – тут мельче колена было. – Ну, говорю, и черт с вами. Тоните» («Утонувший домик»)[9].
Наконец, "недоверие" процветает на почве любовных и семейных коллизий.
Необоснованно опасаясь реакции мужа любимой женщины, герой дважды в жизни теряет ее («Двадцать лет спустя»)[10]. Пассажирка просит кого-нибудь посмотреть за ее младенцем, пока она поест на станции. Она долго не возвращается, вызывая подозрение, что она подкинула ребенка (ГК, «Происшествие»).
"Недоверие" легко принимает панические масштабы и приводит к "неадекватным ответным действиям", часто насильственным и имеющим "медицинскую" подоплеку.
Рассказчик разговаривается в поезде с интересным пассажиром, а узнав, что тут едут «психические», бросается отнимать нож у одного из соседей, как раз «нормального» – как и он сам (ГК-У, «Мелкий случай…»). Увидев, что пациент, расстроенный отсутствием заболевания (и значит, повода для отпуска), сунул руку в карман, врач поднимает крик, что его убивают; пациента хватают, обыскивают, «а только ничего такого, кроме махорки, не на[ходят]» («На посту»). Пациент лечится от курения гипнозом, расплачивается «самой крупной купюрой», решает, что «чертов медик заместо рубля [внушил] пятерку ему дать», и припугнув его побоями, получает деньги назад («Гипноз»). Публика, «[н]атерпе[вш]ись… страху» из-за слухов о бешеных собаках, дико набрасывается на пробегающую собаку; ее пристреливают, но тут объявляется хозяин, скрывавшийся от выстрелов, и объясняет, что она нормальная («Бешенство»). Рассказчик вызывает скорую человеку, сломавшему ногу, но оказывается, что это протез, и рассказчику придется отвечать за ложный вызов. Поэтому – [п]ущай убивают на моих глазах человека – нипочем не поверю… может, для киносъемки его убивают. И вообще ничему не верю – время такое после войны невероятное» («Гибель человека»).
Предыдущая Следующая
© М. Зощенко, 1926 г.
|
