|
Предыдущая Следующая
И вот что любопытно. Несмотря на всю «современность», «актуальность», быть может, «модность» исследовательских процедур, выводы Александра Жолковского неожиданно созвучны литературоведческим канонам столетней давности: понимать произведение следует через биографию автора, а биографию — через произведения (правда, теперь биография прочитывается по-другому). «...Речь все время идет о том, что, грубо говоря, зощенковский герой и есть сам автор, только «в разжалованном виде из генералов в солдаты»... В каком-то смысле чуть ли не каждый из зощенковских персонажей говорит: «И я тоже Зощенко»: в их страхах, наклонностях, слабостях, реакциях, агрессиях и стратегиях выживания узнаются аналогичные черты их реального автора» (с. 262-263). Возникает вопрос: за что боролись? Какого черта формалисты (и прочие «новые критики») измывались над красивостями биографического литературоведения? Впрочем, сейчас, в эпоху очередного фин-де-съекля, в таком духе много кто и много о чем вопрошает...
Наконец, последнее. В конце 13-й главы автор не выдерживает и проговаривается: «иностранец» из одноименного рассказа не «иностранец» вовсе, а сам Зощенко, впрочем, и не Зощенко, а астроном Тихо Браге, умерший из стеснительности, хотя, в общем, и не Тихо Браге, а и вовсе то ли Гете, ненавидевший очкариков, то ли Наполеон, вечно тянущий руку (см. «Указатель понятий и мотивов») к собственному желудку (см. «еда» в «Указателе»). И все эти господа, кто явно, а кто — тайно (причем так тайно, что об этом и автор-то не подозревает) изображены в недавнем романе Милана Кундеры «Бессмертие». Ход остроумный и впечатляющий; только возникает сомнение: не является ли тогда каталог зощенковских невротических мотивов каталогом — «всеобщим»? И: не пишет ли Александр Жолковский о литературе вообще?
Михаил Зощенко: поэтика недоверия. Mосква: Школа "Языки Русской Культуры". 1999.
А. К. Жолковский.
Содержание
Предисловие
Глава I.
Предыдущая Следующая
© М. Зощенко, 1926 г.
|
