Что-то, граждане, воров нынче развелось. Кругом прут без разбора.
      Человека сейчас прямо не найти, у которого ничего не сперли.
      У меня вот тоже недавно чемоданчик унесли, не доезжая Жмеринки.
      И чего, например, с этим социальным бедствием делать? Руки, что ли, ворам отрывать?
      Вот, говорят, в Финляндии в прежнее время ворам руки отрезали. Проворуется, скажем, какой-нибудь ихний финский товарищ, сейчас ему чик, и ходи, сукин сын, без руки.
      Зато и люди там пошли положительные. Там, говорят, квартиры можно даже и не закрывать. А если, например, на улице гражданин бумажник обронит, так и бумажника не возьмут. А положат на видную тумбу, и пущай он лежит до скончания века... Вот дураки-то!
      Ну, деньги-то из бумажника небось возьмут. Это уж не может того быть, чтоб не взяли. Тут не только руки отрезай, тут головы начисто оттяпывай - и то, пожалуй, не поможет. Ну да деньги - дело наживное. Бумажник остался, и то мерси.
      Вот у меня, не доезжая Жмеринки, чемоданчик свистнули, так действительно начисто. Со всеми потрохами. Ручки от чемодана - и то не оставили. Мочалка была в чемодане - пятачок ей цена - и мочалку. Ну на что им, чертям, мочалка?! Бросят же, подлецы. Так нет. Так с мочалкой и сперли.
      А главное, присаживается ко мне вечером в поезде какой-то гражданин.
      - Вы, говорит, будьте добры, осторожней тут ездите. Тут, говорит, воры очень отчаянные. Кидаются прямо на пассажиров.
      - Это, говорю, меня не пугает. Я, говорю, завсегда ухом на чемодан ложусь. Услышу. Он говорит:
      - Дело не в ухе. Тут, говорит, такие ловкачи - сапоги у людей снимают. Не то что ухо.
      - Сапоги, говорю, опять же, у меня русские, с длинным голенищем - не снимут.
      - Ну, говорит, вас к черту. Мое дело - предупредить. А вы там как хотите.
      На этом я и задремал.
      Вдруг, не доезжая Жмеринки, кто-то в темноте как дернет меня за ногу. Чуть, ей-богу, не оторвал... Я как вскочу, как хлопну вора по плечу. Он как сиганет в сторону. Я за ним с верхней полки. А бежать не могу.
      Потому сапог наполовину сдернут - нога в голенище болтается.
      Поднял крик. Всполошил весь вагон.
      - Что? - спрашивают.
      - Сапоги, говорю, граждане, чуть не слимонили.
      Стал натягивать сапог, гляжу - чемодана нету.
      Снова крик поднял. Обыскал всех пассажиров - нету чемодана. Вор-то, оказывается, нарочно за ногу дернул, чтоб я башку с чемодана снял.
      На большой станции пошел в Особый отдел заявлять.
      Ну, посочувствовали там, записали.
      Я говорю:
      - Если поймаете, рвите у него к чертям руки. Смеются.
      - Ладно, говорят, оторвем. Только карандаш на место положите.
      И действительно, как это случилось, прямо не знаю. А только взял я со стола ихний чернильный карандаш и в карман сунул.
      Агент говорит:
      - У нас, говорит, даром что Особый отдел, а в короткое время пассажиры весь прибор разворовали. Один сукин сын чернильницу унес. С чернилами.
      Извинился я за карандаш и вышел.
      "Да уж, думаю, у нас начать руки отрезать, так тут до черта инвалидов будет. Себе дороже".
      А впрочем, чего-нибудь надо придумать против этого бедствия.
      Хотя у нас имеется такая смелая мысль: жизнь с каждым годом улучшается и в скором времени, может быть, совсем улучшится, и тогда, может быть, и воров не будет.
      Вот этим самым и проблема разрешится. Подождем.

© М. Зощенко, 1925 г.