Михаил Михайлович Зощенко

Пассажир

Пассажир
      И зачем только дозволяют пассажирам на третьих полках в Москву ездить? Ведь это же полки багажные. И а багажных полках и пущай багажи ездят, а не публика.
      А говорят - культура и просвещение! Иль, скажем, тепловоз теперь к поездам прикрепляют и ездят после. А между прочим - такая дикая серость в вагонах допущается.
      Ведь это же башку отломить можно. Упасть если. Вниз упадешь, не вверх.
      А может, мне в Москву и не надо было ехать. Может, это Васька Бочков, сукин сын, втравил меня в поездку.
      - На, - говорит, - дармовую провизионку. Поезжай в Москву, если тебе охота.
      - Братишечка, - говорю, - да на что мне в Москвуто ехать? Мне, говорю, просто неохота ехать в Москву. У меня, говорю, в Москве ни кола ни двора. Мне, говорю, братишечка, даже и остановиться негде в Москве этой.
      А он говорит:
      - Да ты для потехи поезжай. Даром все-таки. Раз, говорит, в жизни счастье привалило, а ты, дура-голова, отпихиваешься.
      С субботы на воскресенье я и поехал.
      Вхожу в вагон. Присаживаюсь сбоку. Еду. Три версты отъехал - жрать сильно захотелось, а жрать нечего.
      "Эх, - думаю, - Васька Бочков, сукин сын, в какую длинную поездку втравил. Лучше бы мне, думаю, сидеть теперь на суше в пивной где-нибудь, чем взад и вперед ездить".
      А народу между тем многовато поднабралось. Тут у окна, например, дяденька с бородкой. Тут же рядом и старушечку бог послал. И какая это вредная, ядовитая старушечка попалась - все локтем пихается.
      - Расселся, - говорит, - дьявол. Ни охнуть ни вздохнуть.
      Я говорю:
      - Вы, старушечка, божий одуванчик, не пихайтесь. Я, говорю, не своей охотой еду. Меня, говорю, Васька Бочков втравил.
      Не сочувствует.
      А вечер между тем надвигается. Искры с тепловозу дождем сыплются. Красота кругом и природа. А только мне неохота на природу глядеть. Мне бы, думаю, лечь да прикрыться.
      А лечь, гляжу, некуда. Все места насквозь заняты.
      Обращаюсь к пассажирам:
      - Граждане, говорю, допустите хотя в серединку сесть. Я, говорю, сбоку свалиться могу. Мне в Москву ехать.
      - Тут, - отвечают, - кругом все в Москву едут. Поезд не плацкартный все-таки. Сиди, где сидел.
      Сижу. Еду. Еще три версты отъехал - нога зачумела. Встал. И гляжу третья полка виднеется. А на ней корзина едет.
      - Граждане, - говорю, - да что ж это? Человек, говорю, скрючившись должен сидеть, и ноги у него чумеют, а тут вещи... Человек, говорю, все-таки важней, чем вещи... Уберите, говорю, корзину, чья она.
      Старушечка кряхтя подымается. За корзиной лезет.
      - Нет, - говорит, - от вас, дьяволов, покою ни днем ни ночью. На, говорит, идол, полезай на такую верхотуру. Даст, говорит, бог, башку-то и отломишь на ночь глядя.
      Я и полез.
      Полез, три версты отъехал и задремал сладко.
      Вдруг как пихнет меня в сторону, как кувыркнет вниз. Гляжу - падаю. Спросонья-то, думаю, каково падать.
      И как шваркнет меня в бок, об башку, об желудок, об руку... Упал.
      И, спасибо, ногой при падении за вторую полку зацепился - удар все-таки мягкий вышел.
      Сижу на полу и башку щупаю - тут ли. Тут.
      А в вагоне шум такой происходит. Это пассажиры шумят, не сперли бы, думают, ихние вещи в переполохе.
      На шум бригада с фонарем сходится.
      Обер спрашивает:
      - Кто упал?
      Я говорю:
      - Я упал. С багажной полки. Я, говорю, в Москву еду. Васька Бочков, говорю, сукин сын, втравил в поездочку.
      Обер говорит:
      - У Бологое завсегда пассажиры вниз сваливаются. Дюже резкая остановка.
      Я говорю:
      - Довольно обидно упавшему человеку про это слышать. Пущай бы, - говорю, - лучше бригада не допущала на верхних полках ездить. А если лезет пассажир, пущай спихивают его или урезонивают - дескать, не лезьте, гражданин, скатиться можно.
      Тут и старушка крик поднимает:
      - Корзину, говорит, башкой смял.
      Я говорю:
      - Человек важнее корзинки. Корзинку, говорю, купить можно. Башка же, говорю, бесплатно все-таки.
      Покричали, поохали, перевязали мне башку тряпкой и, не останавливая поезда, поехали дальше.
      Доехал до Москвы. Вылез. Посидел на вокзале.
      Выпил четыре кружки воды из бака. И назад.
      А башка до чего ноет, гудит. И мысли все скабрезные идут. Э-э, думаю, попался бы мне сейчас Васька Бочков - я бы ему пересчитал ребра. Втравил, думаю, подлец, в какую поездку.
      Доехал до Ленинграда. Вылез. Выпил из бака кружку воды и пошел, покачиваясь. einer5.1 .html" .html"