Конечно, случай этот мелкий, не мирового значения. Некоторые людишки очень даже свободно не поймут, в чём тут дело.
       Нэпман, например, у которого, может, в каждом жилетном кармане серебро гремит, тоже навряд ли разберётся в этом происшествии.
       Зато поймёт это дело простой рабочий человек, который не гребёт деньги лопатой. Такой человек поймёт и очень даже посочувствует Василию Ивановичу.
       Дело в том, что Василий Иванович купил билет в театр.
       В день получки Вася специально зашёл в театр и, чтоб зря не растратиться, купил заблаговременно билет в шестнадцатом ряду.
       Человек давно мечтал провести вечер в культурном общежитии. И в силу этого целковый отдал, не моргнув глазом. Только языком чуть щёлкнул, когда кассир монету загребал.
       А к этому спектаклю Василий Иванович очень серьёзно готовился. Помылся, побрился, галстук привязал.
       Ох, ох, Василий Иванович, Василий Иванович! Чувствовало ли твоё благородное сердце житейский подвох? Предвидел ли ты все мелочи жизни? Не дрогнула ли у тебя стальная рука, повязывая галстук?
       Ох, ох, грустные дела, скучные дела происходят на свете!
       А в день спектакля Василий Иванович в очень радостном-весёлом настроении пошёл в театр.
       «Другие,— думает,— людишки, нет на них погибели, в пивные ходят или в пьяном угаре морды об тумбу разбивают. А тут идёшь себе в театр. С билетом. Тепло, уютно, интеллигентно. И цена за всё — рубль».
       Пришёл Василий Иванович в театр минут за двадцать.
       «Пока,— думает,— то да сё, пока разденусь да схожу оправиться, да галстук потуже привяжу — оно в аккурат и будет».
       Начал наш милый товарищ Василий Иванович раздеваться, глядит, на стене объявление — двадцать копеек с персоны за раздеванье.
       Ёкнуло у Василия Ивановича сердце.
       «Нету,— думает,— у меня таких денег. За билет, да, действительно, сполна уплачено. А больше нету. Копеек восемь, должно быть, набежит. Если, думает, за эту сумму не пристрою одежду, то худо. Придётся в пальто и галошах преть и на шапке сидеть».
       Разделся наш сердечный друг, Василий Иванович. Подаёт одежду с галошами за барьер.
       — Извини,— говорит,— дядя, мелких мало. Прими в руку что есть, не считая.
       А при вешалке, как раз наоборот, попался человек циничный. Он сразу пересчитал мелкие.
       — Ты,— говорит,— что ж это, собачья кровь, шесть копеек мне в руку кладёшь? Я, говорит, за это могу тебя галошей по морде ударить!
       Тут сразу между ними ссора произошла. Крик.
       Вешальщик орёт:
       — Да мне, может, за эти мелкие противно за твоими галошами ухаживать. Отойди от моей вешалки, не то я за себя не ручаюсь!
       Василий Иванович говорит:
       — Ты, зараза, не ори на меня. Не подрывай авторитета в глазах буржуазии. Прими одежду, как есть, я тебе завтра занесу остатние.
       Вешальщик говорит:
       — Ты меня буржуазией не стращай. Я, говорит, не испугался. Отойди от моей вешалки на пушечный выстрел, арапская твоя личность!
       Тут, конечно, другие вешальщики начали обсуждать эпизод. Дискуссия у них поднялась, дескать, можно ли шесть копеек в руку совать.
       А время, конечно, идёт. Последние зрители бегут в зал. Акт начинается.
       Васин вешальщик орёт за своим барьером;
       — Пущай, говорит, этот паразит в другой раз со своей вешалкой приходит! Пущай, говорит, сам вешает и сам сторожит.
       Василий Иванович чуть не заплакал от обиды.
       — Ах ты,— говорит,— старая морда, верзила-мученик! Да я, говорит, за эти выражения могу тебе всю бороду выдернуть.
       Тут Василий Иванович поскорей надел пальто, положил галоши в шапку и бросился к дверям. Бросился к дверям — не пущают в одежде.
       — Братцы,— говорит Василий Иванович,— милые товарищи, билет же, глядите, вот у меня в руке. Оторвите от него корешок и пропустите.
       Нет, не пускают.
       Тут, действительно, Василий Иванович прямо заметался. Спектакль идёт. Музыка раздаётся. Билет в руке. И пройти нельзя.
       Поскорее разделся Василий Иванович, завернул одежу в узел. Ткнулся с узлом в дверь — не дозволяют.
       — Вы бы,— говорят,— ещё перину с собой принесли.
       А время идёт. Музыка гремит. Антракт начинается.
       Василий Иванович совершенно упал духом.
       Бросился до своего вешальщика.
       — Ах ты,— говорит,— распродажная твоя личность! Глядите, какую харю наел, ухаживая за нэпом!
       Ещё немного — и произошла бы некрасивая стычка. Но, спасибо, другие вешальщики разняли.
       Один старенький, наиболее добродушный вешальщик говорит Василию Ивановичу:
       — Прямо, говорит, очень жалко на тебя глядеть, как ты расстраиваешься. Вешай ко мне задаром. Только, говорит, завтра, Христа ради, не позабудь принести.
       Василий Иванович говорит:
       — Чего мне теперь вешать, раз второе действие идёт! Я, говорит, всё равно теперь ни хрена не пойму. Я, говорит, не привык пьесы с конца глядеть.
       Начал Василий Иванович продавать свой билет кому попало. С трудом продал за гривенник одному беспризорному. Плюнул в сторону своего вешальщика и вышел на улицу.
      

© М. Зощенко, 1928 г.