Михаил Михайлович Зощенко

Ночное происшествие

     Давеча иду ночью по улице. Возвращаюсь от знакомых.
       Улица пустынная. Душно. Где-то гремит гром.
       Иду по улице. Кепочку снял. Ночные зефиры обвевают мою голову.
       Не знаю, как вы, уважаемые граждане, а я люблю ничью пошляться по улицам. Очень как-то свободно чувствуешь себя. Можно размахивать руками. Никто тебя не толкнет. Как-то можно беззаботно идти.
       В общем, иду по улице и вдруг слышу какой-то стон, Стон - не стон, а какой-то приглушенный крик.
       Смотрю по сторонам - нет никого.
       Прислушиваюсь - снова какой-то стон раздается.
       И вдруг, все равно как из-под земли, слышу слова: "Родимый, родимый!.."
       Что за чепуха в решете.
       Смотрю на окна. "Может, - думаю, - разыгралась какая-нибудь домашняя сценка? Мало ли! Может, выпивший муж напал на жену, или, наоборот, та его допиливает?.."
       Смотрю все этажи - нет, ничего не видно.
       Вдруг слышу: кто-то по стеклу пальцами тренькает.
       Гляжу: магазин. И между двух дверей этого магазина сидит на венском стуле престарелый мужчина" Он, видать, сторож. Караулит магазин.
       Подхожу ближе. Спрашиваю!
       - Что тебе, батя?
       Сторож глухим голосом говорит!
       - Родимый, сколько часов?
       - Четыре, - говорю.
       - Ох, - говорит, - еще два часа сидеть... Не нацедишь ли, говорит, мне водички? Отверни крантик у подвала и нацеди в кружечку. А то испить охота. Душно!
       Тут он через разбитое верхнее стекло подает мне кружку. И я исполняю его просьбу. Потом спрашиваю:
       - А ты что, больной, что не можешь сам нацедить?
       Сторож говорит:
       - Да я бы и рад нацедить. Немножко бы прошел, промялся. Да выйти отсель не могу: я же закрыт со стороны улицы.
       - Кто же тебя закрыл? - спрашиваю. - Ты же сторож. Зачем же тебя закрывать?
       Сторож говорит:
       - Не знаю. Меня всегда закрывают. Пугаются, что отойду от магазина и где-нибудь прикорну, а вор тем временем магазин обчистит. А если я сижу между дверей, то хоть я и засну, вор меня не минует. Он наткнется на меня, а я крик подыму. У нас такое правило: всю ночь сидеть между дверей.
       Я говорю:
       - Дурацкое правило. Обидно же сидеть за закрытой дверью.
       Сторож говорит:
       - Я обиды не стою. И мне самому вполне удобно, что меня от воров закрывают. Я их как огня боюсь. А когда я от них закрыт, у меня и боязни нету. Тогда я спокоен.
       - В таком случае, - говорю, - ты, папаша, походил бы по магазину, размял бы свои ноги. А то, как чучело, сидишь на стуле всю ночь. Противно глядеть.
       Он говорит:
       - Что ты, родимый! Разве я могу в магазин войти? Я бы и рад туда войти, да та дверь в магазин на два замка закрыта, чтоб я туда не вошел.
       - Значит, - говорю, - ты, папаша, сидишь и караулишь между двух закрытых дверей?
       Сторож говорит:
       - Именно так и есть... А что ты ко мне пристаешь, я не понимаю. Налил мне водички и иди себе с богом. Только мне спать мешаешь. Трещишь как сорока.
       Тут сторож допил свою воду, вытер рот рукавом и закрыл глаза, желая этим показать, что аудиенция закопчена.
       Я побрел дальше. И не без любопытства поглядывал теперь на двери других магазинов. Однако ночных сторожей, подобных этому, я не увидал.
       Домой я пришел поздно. Долго ворочался в постели, не мог заснуть. Все время думал: нельзя ли изобрести какой-нибудь электрический прибор, чтоб он затрещал, если кто-нибудь сунется в магазин? А то пихать между двух закрытых дверей живого человека как-то досадно и огорчительно. Все-таки человек - это, так сказать, венец создания. И совать его в щель на роль капкана как-то странно.
       Потом я подумал, что, вероятно, такие электрические приборы уже изобретены. Скажем, наступишь ногой на порог - и вдруг гром и треск раздастся. По, вероятно, это еще не освоено, а может, и дорого стоит, или еще что-нибудь - какие-нибудь технические сложности, раз нанимают для этого живую силу.
       Потом мои мысли спутались, и я заснул. И увидел сон, будто ко мне приходит этот ночной сторож и ударяет меня кружкой по плочу. При этом говорит: "Ну, что ты к сторожам пристаешь! Живем тихо, мирно. Караулим. А ты лезешь со своей амбицией. Портишь нашу тихую стариковскую карьеру". Утром, проснувшись, я всетаки решил написать этот фельетон - без желания комулибо испортить карьеру.