|
Предыдущая Следующая
Во второй половине 30-х годов Зощенко не только неоднократно “выражает словами” содержание картин известнейших художников, но и вступает с ними в открытую конкуренцию. Писатель склонен акцентировать соотнесенность своих произведений с живописным претекстом. “Рассказ о старом дураке” он переименовывает в “Неравный брак”, а тесно связанный с полотном В.Е. Маковского рассказ “Не пущу” (1936) публикуется также под названием “Другая картина”. Соотнесенность своих текстов с живописью Зощенко подчеркивает и средствами композиции. Рассказы “Неравный брак” и “Не пущу” построены по абсолютно одинаковой схеме: вначале идет “пересказ-перевод” соответствующей картины на язык советской эпохи и только после этого предлагается собственная версия в разработке того же сюжета.
“Есть такая, может быть, знаете, знаменитая картина из прежней жизни, она называется “Неравный брак”. <...> Конечно, теперь всего этого нету. Теперь все это благодаря революции кануло в вечность. И теперь этого не бывает” [4, т. 4, с. 118-119];
“Есть такая картина. Она написана, не помню, каким-то известным художником. Она называется “Не пущу”. <...> Очень сильная дореволюционная картина. Она очень метко схватывает моменты той эпохи. <...> В этом смысле дореволюционный мастер кисти и резца отлично справился со своей задачей и по мере своих слабых сил честно отразил момент действительности. Эту картину поучительно видеть во все исторические времена. И, например, наблюдая эту картину в наши дни видишь существенную разницу. <...> И на этих днях мы видели нечто подобное, которое и вдохновило нас (как и того художника) зарисовать для потомства момент действительности” [4, т. 4, с. 307, 308, 309].
Характерно, что в качестве объектов для ‘оппозиции – идентификации’ Зощенко нередко выбирает картины русских художников-передвижников, идейно ориентированных на народничество. С психологической точки зрения это очередное проявление эдипального конфликта. Ведь в “Возвращенной молодости” Зощенко представляет своего отца как “талантливого художника-передвижника” и говорит о его революционных убеждениях: “Отец был в социал-демократической партии” [4, т. 3, с. 193]. Хотя в работах последнего времени мировоззрение самого писателя иногда определяют словом “народничество” [17], нельзя не заметить внутренней полемичности рассказов Зощенко по отношению к революционно-демократической культуре второй половины ХIХ века. В этом плане закономерна принципиально разная интерпретация сходного сюжета у В.Е. Маковского и Зощенко, что особенно наглядно проявилось в финале рассказа, где вместо гневного “Не пущу!”, звучит снисходительное “Пущай” [18]. Во второй половине 30-х годов писатель явно стремится уйти от позиции вненаходимости по отношению к изображаемому миру, преодолеть односторонность сатирической тенденциозности, т.е. отказаться от установок, характерных как раз для революционно-демократического искусства второй половины ХIХ века.
Предыдущая Следующая
© М. Зощенко, 1926 г.
|
