|
Предыдущая Следующая
Последним предложением второго абзаца ("Без такой выдержки они могут ужасно осрамиться") перебрасывается мостик от "научно-философской" рамки к собственно фабуле с ее опасностями, кроющимися не только в еде, но и во власти общественных условностей. Опасность принимает форму надвигающегося публичного унижения, к которому зощенковские персонажи, да и он сам, очень чувствительны 7. Тема "достоинства/ унижения" намеком дается уже в первом абзаце рамки ("морда... презрительно держится"), возвращается во втором ("могут ужасно осрамиться"), затем по ходу фабулы контрастно сопоставляется с "нашим" отношением к человеку ("С нашей свободной точки зрения в этом факте ничего такого оскорбительного нету") и развертывается в серию забавных эпизодов постыдного поведения, по большей части, воображаемых ("Моветон и черт его знает что"; ""Ага", скажут..."), как то и пристало манифестациям темы "подозрительность".
Простым самоконтролем ("Но сразу взял себя в руки") герой в своих защитных мерах не ограничивается. Притворяясь, что "все в порядке", он, в сущности, надевает маску, подобную непроницаемому лицу типового иностранца. Впрямую это сначала дано словами о том, что француз "никому виду не показал", а затем драматизовано его диалогом с хозяином, подвергающим его, говоря в терминах зощенковских инвариантов, "испытанию", каковое он успешно выдерживает, так сказать, не роняя монокля своей иностранной выдержки.
Этот железный самоконтроль "француз" демонстрирует практически перед лицом "смерти", угроза которой маячит чуть ли не за каждым поворотом сюжета ("чего бы ни случилось"; "в крайнем случае"; "Смоленское кладбище"; "подох ли... или... выжил... не знаю"). Его выдержка могла бы претендовать на высший зощенковский разряд - "удивительную смелость", типа проявленной Муцием Сцеволой и хилым студентом, победившим силача-водолаза (см. гл. X). Однако, как мы помним, Зощенко, рассматривая в ПВС знаменитые исторические образцы выдержки и мужества, проводит различие между совершаемыми во имя великого дела и продиктованными менее достойными мотивами; поведение француза относится, конечно, ко второй категории. Более того, его выдержка является примером "притворства" (типа гоголевского) и омертвляющей "сверхавтоматизации" (типа кантовской), отвергаемых в ВМ и ПВС в качестве "неправильных" методов управления собственным организмом.
Предыдущая Следующая
© М. Зощенко, 1926 г.
|
