|
Предыдущая Следующая
Очевидна последовательная игра на темах "наружности/внутренности", "одежды/раздевания", "красоты/неинтересности", а главное – "общепринятости"/"попадания врасплох". Едва ли не основную сюжетную линию образует желание героя вернуть себе "общепринятую наружность"; в этом свете его туалетные приготовления предстают не просто комическими отказными ходами, оттеняющими зрелище грязных носков, а сознательными маневрами по искусно эшелонированной маскировке собственной идентичности, благодаря которым за «не особо роскошной» внешностью должна будет обнаружиться заранее костюмированная и подгримированная якобы сущность («дескать, хотя снаружи и не…, зато…»). Далекий от наивности персонаж вполне «по-авторски» режиссирует предвидимое – любовно предвкушаемое – срывание покровов и тем более фарсово просчитывается.
Прямых свидетельств об аналогичных прорехах в туалете всегда подтянутого Зощенко с его неизменным пробором как будто нет, но внимание к этой болезненной проблеме несомненно. Ср. записи его жены:
«"[Я] должен иметь обед, я имею право требовать минимальной заботы о моем белье…" Сегодня, наконец, купил себе сапоги подороже и очень доволен… Михаил… зашел ко мне – купил себе черный заграничный костюм, очень доволен – он всегда, как ребенок, радовался "обновкам". Попросил меня зашить его старые брюки – провозилась с этим делом 2 дня, но зашила "удачно"» (Филиппов: 71, 78).
И это – вперемежку с записями о болезнях «Михаила», визитах к врачам и связях с другими женщинами. Но независимо от возможных биографических подтверждений, несомненно глубинное двойничество по существу – между Петюшкой, пытающимся предстать перед докторшей в лучшем общепринятом виде, и его автором, вырабатывающим социально приемлемую маску для разговора на темы страха и маскировки.
С предельной физической наглядностью тема "лица-маски" дана в рассказе «Четыре дня» и, тем не менее, сказовая маскировка успешно заслоняет ее от критиков.
Предыдущая Следующая
© М. Зощенко, 1926 г.
|
