|
Предыдущая Следующая
[7] См. подробно в гл. XV.
[8] Сам Зощенко рассматривает и отвергает в ПВС фаллическую трактовку "руки" (3: 570, 622).
[9] Возможный источник этого эпизода см. в Кичанова-Лифшиц 1982: 34.
[10] См. гл. V о превращении "слабого" в "сильного" и гл. X об "удивительной смелости".
[11] Интересный контрапункт к этим ситуациям "опасных рукопожатий" образует эпизод из жизни самого М.М. Зощенко, рассказываемый спутницей его жизни в эвакуации в Алма-Ате – Л. Чаловой:
«Позвонил военный… Сказал, что он давний его поклонник… и перед отъездом [на фронт] мечтает увидеть своего любимого писателя. И вот приходит молодой человек, старший лейтенант. Очень смущается. И, по-видимому, от волнения у него вспотели ладони. И вот перед тем, как протянуть для пожатия руку, он вынимает флакончик одеколона и протирает ладони. И затем протягивает флакон Михаилу Михайловичу – предлагает ему сделать то же самое… Я только глянула на Михаила Михайловича – и тут же выскочила из комнаты. Видеть его глаза было выше моих сил: такая в них стояла боль и растерянность!.. "И это – офицер, цвет армии… И такое воспитание!» – сказал он после ухода старшего лейтенанта. И не забыл мне припомнить: "А ты говоришь – изменились"» (Чалова: 321–322).
Последние слова отсылают к постоянному спору между Зощенко и Чаловой на тему, обсуждавшуюся и в печати, – о том, ушли ли в прошлое некультурные «зощенковские типы». Стоит, однако, заметить, что поведение старшего лейтенанта с равным успехом можно понимать и как проявление, пусть наивное, его досконального знакомства с фобиями любимого автора (ср. в ПВС о мнительности Маяковского; 3: 514).
[12] Ср., в частности, известный пассаж из «Второй речи о Пушкине» («В пушкинские дни»; 2: 418–421) о предполагаемом взятии Пушкиным на ручки предков рассказчика (см. гл. IX, Прим. 1).
[13] О "порядке" и его "расшатывании" см. гл.VIII, о «Не пущу» – там же и гл.VII, Прим. 4.
[14] О «Рогульке» см. также в гл. VIII, X.
Предыдущая Следующая
© М. Зощенко, 1926 г.
|
