|
Предыдущая Следующая
«примерно в 50-60 лет... [соответствующему] временным соотношениям между Пушкиным/ Германном и Сен-Жерменом ["Пиковая дама"], Бальзаком и Сведенборгом ("Серафита"), [Генри] Джеймсом и Байроном/Шелли ["Письма Асперна"], Бабелем и Мопассаном ["Гюи де Мопассан"], Лимоновым и Мандельштамом ["Красавица, вдохновлявшая поэта"]» (Жолковский 1995г: 205).
Подобные временные дистанции считались оптимальными также в романах вальтер-скоттовского типа (ср. «Капитанскую дочку», «Войну и мир»), откуда Зощенко и заимствует волнующий эффект вымышленной встречи своих рядовых родственников (а символически и своей собственной) с великим историческим лицом -— Пушкиным.[2]
Обратимся к сопоставлениям. Некоторые самые общие сходства между двумя классиками русской новеллы бросаются в глаза. Это: юмор; жанр «несолидно» короткого газетно-журналъного рассказа; ранний читательский успех вопреки сомнениям критиков; постепенное движение к более крупной и «серьезной» форме;[3] изображение и осмеяние мелочной повседневности — «пошлости» у Чехова, «мещанства» у Зощенко; работа с бытовыми и литературными штампами; развитие целой новой «поэтики незначительности» — как в предметном, так и в стилистическом плане (Попкин 1993); проблематизация повествования — применение «невыверенной фигуры нелитератора как рассказчика, покоряющее своей безыскусственностью», у Чехова (Чудаков: 365), знаменитый полуграмотный сказ у Зощенко.
Многочисленны также сходства на уровне конкретных сюжетов к мотивов.
В одном из рассказов ГК женщина меняет мужей в поисках богатства, но каждый раз знаменитым и богатым оказывается только что брошенный («Бедная Лиза»). Эта трагикомическая недооценка собственного мужа и переоценка других мужчин восходит к «Попрыгунье» (характерна реплика чеховской героини: «Прозевала!»; 8: 30);[4] тиражирование брака взято тоже у Чехова — из «Душечки», а заголовок — у Карамзина.
Зощенковский ссыльный нэпман, с опасностью для жизни глотающий свои золотые монеты и далее хранящий их у себя в животе («Рассказ про одного спекулянта»), имеет своим чеховским предшественником (если не прототипом) упоминаемого в «Крыжовнике» купца, который перед смертью съедает «все свои деньги и выигрышные билеты вместе с медом, чтобы никому не досталось» (10: 59).
Предыдущая Следующая
© М. Зощенко, 1926 г.
|
