|
Предыдущая Следующая
«Он иронически подшучивал, говоря, что в нашем любезном отечестве всегда почему-то было затруднительно жить и эта трудность и по сие время остается» (ВМ; 3: 56). «Европейская аккуратность, чистота… Порядок. Едешь будто по германской территории… [Д]исциплина. Русскому человеку невозможно без дисциплины… Только русский человек дисциплину неправильно понимает»; следуют примеры нелепого следования дисциплине в России до и после революции («Дисциплина»).
Критика официальной советской идеологии может «одвусмысливаться» путем вкладывания в уста отрицательных персонажей:
«Что касается взглядов, то он, знаете, не вождь и не член правительства, и, стало быть, он не намерен забивать свою голову лишними взглядами» (ВМ; 3: 37).
Эта речь негодяя Кашкина из ВМ в защиту свободы мнений перекликается с вызывающими положениями полемической автобиографии Зощенко 1922 года:
«С точки зрения людей партийных я беспринципный человек… я не коммунист, не эс-эр, не монархист, я просто русский. И к тому же – политически безнравственный… В какой партии Гучков? А черт его знает, в какой он партии… не знаю и знать не хочу, а если узнаю, то Пушкина буду любить по-прежнему…» (1991а: 578).
В ГК сомнения в преимуществах социализма излагаются от лица отрицательного «буржуазного философа»:
«"Богатство, капитал дает человеку по крайней мере уверенность… А тут где независимость я буду искать? Тут вы меня суете в лапы к людям. У них искать независимость?… [К]акое-нибудь свирепое начальство… меня в бараний рог согнет… [М]не пятьдесят три года. А в эти годы, господа, я должен быть богат… Меня уже принимают с поправкой на мое состояние. А у меня, господа, отнюдь не меньше желаний…"» (3: 443–444).
Далее «философ» заговаривает о роли денег в приобретении сексуального внимания – a la Ф.П. Карамазов[8]. А в ВМ те же соображения развивал ошибающийся, но в целом близкий автору профессор Волосатов:
«Да, вот, он за капиталистический мир… Нет, он вообще против капитализма… Но он против равенства. Он за социализм с деньгами… [О]н видит более сложные вещи. Ну, хотя бы старость и уродство, ничем не компенсированные. "Ну, это уже свинство, – сердилась Лида. – … Значит, ты хочешь, чтоб старики были бы богатые и имели возможность покупать в жены молодых женщин, так?"». После ряда перипетий, в которых за омоложением с помощью физкультуры следует женитьба на молоденькой соседке, привлеченной деньгами профессора («Она была рождена для капиталистического строя. Ей нужны были коляски и автомобили… девчонки со шляпными коробками…»), последний вынужден заявить, что «он идет за… новый мир, в котором все человеческие чувства будут подлинные… а не покупные» (ВМ; 3: 42, 48–49, 38, 77).
Предыдущая Следующая
© М. Зощенко, 1926 г.
|
