|
Предыдущая Следующая
В этом отношении он не одинок. Существенная причастность нон-, вернее, полу-конформистских классиков к господствующей советской культуре – несомненный историко-культурный факт. Глубокую аналогию к рассматриваемым случаям содержит анализ Б. Гройсом наследия Бахтина.
“[Б]ахтинский "полифонизм" понимается как протест против "монологизма"… сталинской идеологии… Между тем, Бахтин… настаивает… именно на тотальности карнавала, весь пафос которого состоит в разрушении автономии человеческого тела и существования… Либерализм и демократизм… вызывают у Бахтина резкую антипатию… [Б]ахтинские описания карнавала… рождены опытом Революции… [и] атмосфер[ой] сталинского террора… [Но] целью Бахтина была отнюдь не [их] критика… а их теоретическое оправдание в качестве извечного ритуального действа… Разумеется, сталинистом Бахтин не был. Но в еще меньшей степени был он антисталинистом… [Э]стетическое оправдание эпохи было одной из основных тем тогдашней русской культуры… [Т]оталитаристский стиль мышления 30-х годов… по-своему… представляют и те, кто не разделял аполлоновских иллюзий о власти над миром, но был готов на дионисийскую жертву” (Гройс 1989).
Основной концептуальный ход этого рассуждения применим и к Зощенко, а также, скажем, к Пастернаку и Ахматовой (см. Жолковский 1994в: 213–238, 1996з, 1997а), – несмотря на многочисленные различия, требующие поправок, как общих для трех авторов, так и специфических для каждого из них. Все трое оказываются носителями советской атмосферы не только в более или менее очевидных внешних отношениях, но и в своих самых глубинных творческих и экзистенциальных установках. И именно на уровне этих установок обнаруживаются неожиданные сходства и поучительные различия между ними.
Так, для каждого из троих, по всей необщности выражений их лиц, характерна та или иная стилистическая и самопрезентационная маскировка, отчасти объясняющаяся общими законами искусства, но во многом – эзоповскими стратегиями самосохранения. Зощенко принимает облик полуобразованного сказчика, Пастернак – наивно-вдохновенного небожителя, Ахматова – хрупкой и одновременно неприхотливой женщины. Тем самым все они, каждый по-своему, вносят в свои имиджи те или иные слабые, “неопасные” (unthreatening), а потому извиняющие черты: один – малокультурность, другой – наивность, третья – хрупкость.
Предыдущая Следующая
© М. Зощенко, 1926 г.
|
