|
Предыдущая Следующая
Особенно интересна именно эта, так сказать, вторая волна ревизий, инкриминировавшая “советскость” авторам, которые в свое время в той или иной степени сами пострадали от советских литературных, идеологических, а часто и физических репрессий и лишь недавно, усилиями либеральной – оттепельной, диссидентской, перестроечной – критики, были полностью интегрированы в советский канон. У многих (позднего Блока, Маяковского, Бабеля, Платонова и мн. др.) элементы “советизма” были более или менее очевидны всегда, у других (например, Ахматовой, Булгакова, Мандельштама, Пастернака) – стали предметом внимания благодаря ряду специальных работ последнего времени.
Красноречивый побочный признак перехода ряда бывших полу- и нон-конформистов в разряд советских классиков, созревших для демифологизации, – широкое усвоение их текстов интеллигентской средой, свидетельством чего является их центонное цитирование и иное обыгрывание как явлений масскультуры в новейшей литературной практике (у Дмитрия Александровича Пригова, Тимура Кибирова, Татьяны Толстой, Виктора Ерофеева и др.). Перефразируя известную формулу, обитателям диссидентского Парнаса, уже раз трагически погибшим от сталинских проработок, приходится переживать вторую, фарсовую смерть в сочинениях постмодернистов. Теоретическое осмысление этих фактов сегодняшней словесной культуры можно считать насущной задачей литературоведения.
Интеллектуальными орудиями подобной реинтерпретации служат понятия единого духа времени, мутации авангарда в соцреализм, эзопова языка, искусства приспособления, стокгольмского синдрома (согласно которому жертвы принимают идеологию преследователей), а также аналогии с подцензурной практикой классиков XIX века, в частности, Пушкина. Они нацеливают на констатацию схождений, будь то намеренных или бессознательных, между оппозиционным и официальным дискурсами. Фиксации и соотнесению с советским контекстом при этом подлежит не просто некое “абстрактно-гуманистическое”, “а-советское” мировоззрение классиков-нонконформистов, а их различные специфические жизнетворческие установки (инварианты поэтических миров, стратегии самопрезентации и т. п.), состоявшие с окружающей средой в сложных взаимоотношениях противостояния и симбиоза. Особую остроту делу придает тот факт, что как субъективные жизнетворческие сценарии этих авторов, так и предлагавшиеся им объективные обстоятельства имели во многом общие идеологические корни, уходившие в культурную почву Серебряного века и далее в XIX век: в соборность, дионисийство, ницшеанство, религиозное возрождение, чувство вины интеллигенции перед “народом”, жажду опрощения, “этику нигилизма”, преданность “прогрессу”.
Предыдущая Следующая
© М. Зощенко, 1926 г.
|
