|
Предыдущая Следующая
Психологическая подоплека "гастрономического притворства" рассматривается в ПВС на страницах, посвященных Гоголю, которого МЗ считал своим alterego.
«"Он… съел просвору [и] назвал себя обжорой"… Чем же сам Гоголь объяснял свой отказ от еды?.. "[О]н отказывался болезнью, объяснял, что чувствует что-то в животе, что кишки у него перевертываются, что это болезнь его отца, умершего… оттого, что его лечили" … [Э]ти слова Гоголя говорят о нежелании быть здоровым… Однако как же совместить голодовку Гоголя с [его] пристрастием к еде…? Гоголь священнодействовал" за обедом… называл ресторан… храмом жратвы" … "[М]ы нарочно ходили иногда смотреть Гоголя за обедом, чтоб возбуждать в себе аппетит, – он ест за четвертых… Получив тарелку риса… Гоголь приступил к ней с необычайной алчностью, наклоняясь так, что длинные волосы его упали на самое блюдо, и поглощая ложку за ложкой со страстью и быстротой" … "При этом необыкновенном пристрастии [к еде]… Гоголь подчас жаловался на отсутствие аппетита, на несварение желудка… [П]риступая к еде, Гоголь… "капризничал" , нервничал… сердился…" Как бы младенческие инфантильные сцены разыгрывались перед едой… Происходит как бы борьба за объект устрашения, который могут отнять. И временная победа… увеличивает торжество победителя. Однако окончательная победа остается за страхом… И вот мы видим трагические сцены голодовки, видим неосознанный страх, который постоянно присутствовал к еде… Только бегство… избавляло от опасностей… Только садясь в экипаж, он чувствовал освобождение, отдых, здоровье… [Но] помимо инфантильного страха, который испытывал Гоголь, ему еще нужно было притворяться, что страха нет и нет бегства» (3: 652–657)[7].
Свое крайнее выражение "опасная еда" находит в мотиве "отравления". Последнее может носить достаточно невинный характер, от совершенно пустяковых пищевых казусов до более вредоносных, хотя все еще невольных, так сказать, «объективных», нарушений.
Предыдущая Следующая
© М. Зощенко, 1926 г.
|
