|
Предыдущая Следующая
Что касается реалий рассказа, то в контексте подобного "автобиографического" истолкования эмблематический "защитный монокль" может быть соотнесен со знаменитой табакеркой Зощенко, которая так шла к культивировавшемуся им облику офицера и джентльмена (Миклашевская: 45) и находится в фокусе известного шаржа-портрета Зощенко работы Б. Б. Малаховского 1935 года.
"Зощенко... невысокого роста, никогда не расстававшийся с живописной табакеркой времен Екатерины Второй... пользовался большим успехом среди женщин и был всегда окружен молодыми девушками интеллигентской среды. Смущенно, Зощенко говорил, что им, вероятно, больше всего нравится его табакерка. Опрятно одетый, коротко подстриженный и всегда чисто выбритый, Зощенко никогда не походил на представителя писательской богемы, и его скорее можно было принять за молодого служащего в каком-нибудь административном ведомстве" (Анненков: 311). Ср. еще: "Был он вежлив, подтянут и удивительно, до неподвижности, спокоен" (Молдавский: 7).
Сказанное не значит, что автор-рассказчик полностью сливается со своими "иностранными" героями. Характерное свойство многих зощенковских повествователей - их агрессивно-оборонительная наблюдательность, вырастающая из "недоверия" и существенным образом связанная с проблематикой "воли к зрению", то есть, способности видеть факты и смотреть им в лицо. В "Иностранцах" повествование ведется от лица именно такого проницательного рассказчика, хотя на этот раз его пристальное внимание мотивируется не "недоверием", вполне уместным в сатирических сюжетах вроде "Слабой тары", а общей интеллектуальной любознательностью, более подходящей для экзистенциального этюда на темы жизни и смерти, каковым являются "Иностранцы".
Детективная установка рассказчика заявляется в первом же предложении ("Иностранца я всегда сумею отличить от наших советских граждан"), и при быстром чтении это предвестие может остаться подпороговым. Однако далее следует крупный план типового лица иностранца, которое подвергается внимательному осмотру, само же полностью игнорирует направленный на него взгляд, не удостаивая "остальные предметы" своего внимания 13. Парадоксальным образом, эта высокомерная мина работает не только на возвышение, но и на унижение "иностранца". Предоставив себя в распоряжение наблюдателя в качестве научного экспоната, он уподобляется неодушевленному предмету, что для лица означает превращение в безжизненную маску, будь то театральную или посмертную. В сюжетном плане необычная зрительная дуэль между пытливым рассказчиком и непроницаемым типовым иностранцем предвещает допрос, в дальнейшем учиняемый хозяином герметичному французу.
Предыдущая Следующая
© М. Зощенко, 1926 г.
|
