|
Предыдущая Следующая
Об "одежде" как еще одной из таких "оболочек", речь уже шла в гл. X. Подчеркну, что именно "боязнью раз-облачения", по-видимому, объясняется навязчивая повторяемость сюжетов с неудачным одеванием, насильственным раздеванием, разнообразным заголением и под.[12] В плане "притворства" и "лицедейства" особенно важны, конечно, знакомые нам разнообразные ситуации "переодевания", например:
Вернувшийся с фронта отравленный газами рассказчик застает жену за столом в обнимку с племянником. «Нет, это меня не взволновало… Я гляжу на Мишку и вижу – на нем мой френч сидит… Мишка говорит: "Ваш френч я надел все равно как для маскарада"» («Врачевание и психика»). Рассказчик нанимается к соседке-проститутке работать альфонсом. «И вот к вечеру оделся я. Пиджак надел, свитер. Пенсне на нос прилепил – откуда-то она достала». Герой не выдерживает роли, снимает пенсне, проговаривается о своем альфонсстве и обнаруживает свою подлинную натуру – обжирается за счет клиента и спугивает его («Отхожий промысел»). Рассказчик выворачивает пальто наизнанку и объясняется с портье на квази-иностранном языке, чтобы получить номер в гостинице; его разоблачают, но комнату все-таки дают – за взятку, хотя и под видом оплаты услуг слесаря (ГК; «История с переодеванием»; см. гл. X). Комиссар инсценирует возвращение белых, чтобы проверить лояльность подчиненных («Испытание героев»; см. гл. X).
В первом случае смазывание личностных границ проведено по всем возможным линиям: рассказчику придана сигнатурная отравленность газами самого Зощенко, его антагонисту – имя автора («Мишка»), а сюжетно их двойничество выражено их родством и сожительством с одной и той же женщиной в том же доме и доведено до гротескного заострения мотивом невольного "маскарада" (который в ранней версии того же сюжета отсутствует[13]). Во втором случае "маскарад" устраивается рассказчиком вполне сознательно (с привлечением мотива "очков" и соответствующей "зрительной'' проблематики), носит сугубо корыстный характер и опять-таки проваливается. В третьем примере жало сатиры в значительной мере отклоняется от рассказчика и направляется в гостиничных работников, тоже пускающихся на обман. Наконец, в «Испытании героев» (кстати, рассказываемом от лица стороннего наблюдателя) костюмированный спектакль ставится более или менее положительным персонажем, успешно выявляя подлинного героя и разоблачая маскирующихся приспособленцев.
Предыдущая Следующая
© М. Зощенко, 1926 г.
|
