Предыдущая Следующая
В данном случае поданный иронически (и по сюжету кончающийся провалом), подобный социальный дарвинизм не был, однако, как мы знаем, чужд Зощенко, в частности, не желавшему после революции писать так, «как будто в стране ничего не случилось», и выработавшему для этого свою систему литературных масок.
4. «Трансформатор»
Между ролями, которые зощенковские персонажи на каждом шагу играют в жизни с целью обмана окружающих и себя самих, и двуликой ролью "реального автора/вымышленного рассказчика", естественно вырастающей на этой богатой притворством почве, располагаются роли театральные, то есть, маски, санкционированные условностями искусства. Театральный топос разработан Зощенко очень интенсивно и о нем уже писалось — с точки зрения проблематики ''культуры/ некультурности'', "срывания масок" и освоения социальных ролей[19]. В интересующем нас здесь плане особенно важно экзистенциальное снятие различий между искусством и реальностью, сценой и жизнью, притворством эстетическим и практическим.
Для зощенковских героев мир – театр и театр – мир.
В рассказе «Комики» соревнование по обжорству происходит на сцене, но обжорство это вполне реальное, и один из героев давится всерьез (1: 483–485; ср. героя «Иностранцев», подавившегося костью, который, наоборот, по-актерски разыгрывает сценку на тему «Все в порядке»; см. гл. XIII). В рассказе «Актер» (другое название «Искусство Мельпомены») актера-любителя его собратья «по ходу пьесы… "всерьез грабят"», но его «"крики не помогают. Потому, чего ни крикнешь – все прямо по ходу пьесы ложится… Вы говорите – искусство? Знаем! Играли!"» (1: 268–270; см. гл…. ).
Настоящий театр, как и житейский «театр для себя», оказывается лишь удобным прикрытием для обычных отправлений – обжорства, воровства и т.п.[20]
Особое место в театральной парадигме Зощенко занимает рассказ «Случай в провинции» (1924 г.).
«Многое я перепробовал в своей жизни, а вот циркачом никогда не был. И только однажды публика меня приняла за циркача-трансформатора… [Е]здили по России такие специалисты-траснформаторы. Они, скажем, выходили на эстраду, почтительнейше раскланивались публике, затем, убравшись на одно мгновение за кулисы, снова появлялись, но уже в другом костюме, с другим голосом и в другой роли. Вот за такого трансформатора однажды меня и приняли». В голодный 1920-й или 1921-й год рассказчик вместе тремя другими деятелями искусства выезжает в провинцию, чтобы концертами заработать себе на пропитание. Концерт имеет бешеный успех, ибо публика принимает всех четверых за роли, исполняемые одним артистом. «[Ч]истое искусство дошло до масс, но в какой-то странной… форме… Маленькая блондинка пианистка, саженного роста имажинист, я и, наконец, полный, румяный лирический поэт – мы вчетвером показали провинциальной публике поистине чудо трансформации» (1: 248–252).
Предыдущая Следующая
© М. Зощенко, 1926 г.
|