|
Предыдущая Следующая
Впрочем, последнее заявление противоречит обычной у Зощенко проповеди отсутствия желаний. Иногда, учитывая стереотипность преуменьшения разницы между жизнью и смертью, Зощенко открыто пародирует это клише.
«[В]озвышенный похоронный стиль требует упоминания, что жизнь – суета. Возможно, что это говорится просто так… для поднятия морального духа среди покойников. Видимо, это так, судя по эпитафии… на Смоленском кладбище: "…Здесь отдых, а не там" (ПВС; 3: 672).
Характерна не только опора на советский штамп (о «моральном духе»), но и подача ситуации одновременно с обеих точек зрения – посю- и потусторонней.
По-видимому, беспокойство по поводу смерти, тщательно подавляемое и сублимируемое, было присуще Зощенко, которого с молодости занимал вопрос о достижении бессмертия[12]. Одной из его манифестаций является мотив "мотания между жизнью и смертью". В нем совмещаются страх смерти и стремление к ней, надежда на ее нереальность или обратимость и характерный беспокойный – колебательный – рисунок. Вспомним (из наст. гл. и гл. IV):
персонажа, которому не дала умереть жена, потребовавшая заработать ей на жизнь; рассказ о беспокойном умирающем, оживающем и снова умирающем – старике; другой рассказ из ГК о «воскресении» мнимо умершего пациента, желавшего «смыться» с казенными деньгами; рассказ «Живой труп», где вместо вытрезвителя пьяницу отправляют в морг, но он все-таки спасается; и колебания в вопросе, лучше ли быть живым или мертвым, иконически – чередованием аргументов – переданные в рассказе о пароходе.
Примеры переходов границы то в одну, то в другую сторону можно умножить. Ср.:
Рассказчик идет к управдому со списком жалоб, в частности, на угар, идущий из водопроводного крана. «[Т]от нарочно упал на стул и застонал… Тогда, черт возьми, я тоже упал на другой стул. Но стонать не стал. Я просто закрыл глаза, как бы потеряв сознание. Лежу и думаю: посмотрим, кто кого перекроет. Увидев, что я упал, управдом заволновался… И увидев, что я не прихожу в сознание, приложил свое ухо к моей груди… Но скрозь пальто он не услышал мое сердцебиение. И от этого еще больше заволновался… Я уже хотел вскочить на ноги, чтоб обнять и расцеловать человека, проявившего некоторую чуткость к временно ослабшему жильцу. Но тут управдом… стал куда-то названивать. Я думал, что он вызывает неотложную помощью И от этого почувствовал еще больший прилив нежности к нему. Но он вдруг сказал в трубку: "Сеня!… Хлопочи скорей бумаги, ордер. По-моему, в нашем доме освободилась комната" … [Я] вскочил… "Н-ну нет! – сказал я… – Отныне я только начинаю жить. Только начинаю вести борьбу против таких, как вы" … Закрыв глаза, он упал в кресло. Но я не стал суетиться. Я спокойно поднялся в свой этаж, чтобы письменно заклеймить поступки этого человека» («Берегитесь!»).
Предыдущая Следующая
© М. Зощенко, 1926 г.
|
