|
Предыдущая Следующая
Хозяин с гордостью рассказывает гостью, что они теперь не угощают, ибо и сами питаются в столовой, освободив жену от кухни ради заказов на шитье. Гость говорит, что «хрен редьки не слаще. То кузня, то шитье», и уходит, а хозяин объясняет жене его «желчь» тем, что его не покормили («Семейное счастье»; ср. вариант без гостей – рассказ «300%»). Герой идет на поминки малознакомого сослуживца, родственники которого заявляют, что тот «заш[ел] сюда пожрать», и за руки выводят его. Рассказчик утешает его и дарит ему книгу («Поминки»; ср. выше сходные мотивы в рассказе «Стакан»). В «Елке» Леля и Минька заранее хватают с елки подарки, и детям гостей достаются поврежденные вещи. Гости протестуют, на что Минька заявляет: «можете все уходить, и тогда все игрушки нам останутся». Папа наказывает детей и раздает все гостям.
"Превентивной мерой" (со стороны гостей) можно считать и предусмотрительную "непокупку подарка" в «Рассказе о подлеце», а также распродажу имущества в «Спешном деле».
Бросается в глаза освещение гостевой ситуации с разных точек зрения – как хозяев («Гости», «Елка», «Новый человек», «Муж», «Хозрасчет»), так и гостей («Стакан», «Поминки», «Рассказ о подлеце», «Семейное счастье»), причем виновной может оказываться любая из сторон. Любопытен в этом смысле «Барон Некс»:
Барон всячески балует приглашенных работников и не отходит от них ни на шаг; они подозревают его в недоверии, но оказывается, что около них у него восстанавливается здоровый аппетит. Барон зовет их и на следующее лето, но они уклоняются.
Здесь зощенковская гостевая ситуация вывернута наизнанку и оригинально совмещена с темами еды, здоровья и недоверия; перед нами своеобразная «Демьянова уха» a la Зощенко. Этим подтверждаются как основные параметры гостевого топоса, так и интерес Зощенко к ролевым инверсиям.
Другая характерная черта – "участие детей" (Лешки в «Хозрасчете», Лели и Миньки в «Елке», «Бабушкином подарке», «Золотых словах»), с особой прямотой формулирующих нежелание делиться. Эта архетипическая "безыскусность" детей несет у Зощенко специальную функцию. Нахальные дети (здесь, как и выше – в историях с козой, «находкой» и баретками), особенно "автобиографический" Минька, перебрасывают мостик от авторского "я", детская ипостась которого известна нам по ПВС, к взрослым «мещанам». Способствуют этому и повествование от лица или с точки зрения «отрицательного» героя, а также знаменательные свидетельства в ПВС о "расщеплении личности ‘я’".
Предыдущая Следующая
© М. Зощенко, 1926 г.
|
