|
Предыдущая Следующая
Двойственность по отношению к власти может проявляться и в прямом расщеплении ее на вышестоящую и нижестоящую инстанции, из которых лишь одна оказывается виновной в том или ином злоупотреблении. Таковы уже приводившиеся в предыдущих главах сюжеты:
об аресте героя, проверявшего, действительно ли «мужик в такой силе посля революции» («Фома неверный»); о стороже, сидящем между двух запертых дверей, чтобы и самому не украсть («Ночное происшествие»); о стороже, сознающемся в мелком воровстве и разоблачающем еще более преступное начальство («Интересная кража…»); об управдоме, который, пытаясь скрыть растрату, приглашает профессионального вора («Спец»); о следователе, обкрадывающем свою собаку-ищейку («Собачий нюх»).
В роли бесспорного арбитра справедливости, без какой-либо амбивалентной примеси, в них выступает милиция – за исключением последнего случая, где праведная роль у нее отнимается и передается собаке, правда, милицейской[11].
В области секса готовым предметом для разработки двусмысленных взаимоотношений с властью служит проблема алиментов.
Ухажер берет у девушки расписку об отказе «в случае чего» от финансовых претензий. «Я, говорит, уже много лет присматриваюсь к нашей стране и знаю, чего боюсь… А, говорит, находясь с такой распиской, буду, говорит, еще более с вами любезен, а то, говорит, сейчас, когда каждое действие предусматривает уголовный кодекс, я нахожусь как скованный и… буду впоследствии беспокоиться за свои действия». Однако в дальнейшем суд приговаривает его к уплате алиментов («Последний рассказ… "Коварство и любовь"»).
Амбивалентность этой ситуации состоит в том, что подавление либидо властью предстает то ли как этически и юридически целесообразное сдерживание, то ли как своего рода насильственная кастрация. Действительно, фраза о "скованности" непосредственно перекликается с зощенковской критикой в ПВС подавления фрейдовского "Оно" – подавления, объявляемого в ПВС неправильным методом самоконтроля:
Предыдущая Следующая
© М. Зощенко, 1926 г.
|
